Голос его зазвучал сильнее, четче и Опал понял, что это все, конец. Мастер умирает. Это последние минуты, когда боль на время уходит и старуха с косой дает возможность договорить то, что человек жаждет сказать. Последние секунды, мучительные не столько понимание конца, сколько осознанием своего бессилия донести, досказать, не уйти туда в немоте последних мгновений.
— В городе следили…. Заметил…. Ждали, куда пойду. Кому понесу, узнать хотели. Кузню, дом…
Тихо заговорил мастер, и Опал недвижимо замер, боясь спугнуть неловким движением хрупкое равновесие мгновения между жизнью и смертью.
— Окружили. Ушел через подпол, ход там…. Тюк на лошади. Что ты просил, там все. У Сухой балки настигли, в лошадь метились, убивать не хотели. По следам идут. Ты уходи, бери все и уходи. Голову мне отруби только, после как за Грань шагну. Поклянись, Опал! Клянись!
— Зачем, саур Самар, голову?
— Дар у нас в роду… Клянись, отрубишь и используешь, клянись! Это предсмертный…. Наказ мой.
Опал долю мгновения, чувствуя, как вытекает песок часов, но не способный, вот так, сразу, поклясться в таком, промедлил. Начал говорить, словно медленно, натужно, на пределе сил разгибался под неподъемным грузом. Ощущая, как рвутся от напряжения, не существующие мышцы, звенят, готовые лопнуть натянутыми до предела канатами, мнимые связки, крошатся в эмалевую пыль стиснутые зубы.
— Пред ликом Всеблагих клянусь тебе, саур Самар, что выполню твой предсмертный наказ!
— Пред ликом, это хорошо… Я верил….. Опал! У меня так брата звали, младшего. Думал, искра его верну…
Мастер Самар внезапно вытянулся. Руки его, пытаясь завернуться за спину, бессильно царапнули пальцами бока. Доля секунды и тело его сразу смертно, по неживому, потяжелело.
Светлая искра мастера начала свой путь в небо.
Опал выпрямился над телом вставая с колен. Склонил голову, вытянул вдоль тела руки. Отдавая дань своего уважения умершему, необычайно доброй и чистой души, человеку.
Потом, уже не осторожничая, быстро выдернул стрелы с треугольными жалами, рвя залитую кровью куртку.
Мысленно извинился — «Прости, саур Самар, но так будет лучше, чем твое тело затопчут». Проколол в районе воротника куртку мастера кинжалом, Выпрыгнув вверх, всадил кинжал в ствол дерева, пришпиливая тело. Оборвав завязки притороченного тюка, швырнул его под это же дерево.
Подумал бешено: «Живьем, сук, брать буду!»
Они выскочили на поляну в топоте железных подков вырывающих комья земли и пучки травы, залитую кровью мастера. В злом звоне острой стали. В трепещущем тревожно пламени факелов. В многократном эхе ожесточенного и одновременном вдруг испуганного лая лохматых псов. Сбились в кучу, сдерживая разгоряченных, дрожащих крупной дрожью, беспокойно переступающих коней, почуявших кровь и кое-что похуже крови. Закричали раздраженно на громко и жалобно заскуливших псов. Только, что грозно рычащих, мгновение назад.
Венцы природы. Грозные хозяева жизней тех, кого приручили. Они, в своем ослепляющем могуществе, не чувствовали, не понимали, что уже перешли черту отделяющую их от живых. Шаг за которую делал их уже мертвыми. Пока еще мыслящими, кричащими, гневающимися на непонятное поведение животных. Дышащими. Живущими.
Первому он сломал оба колена, внезапно появляясь перед мордой лошади. Поймал за копыто взвившегося на дыбы скакуна. Резко дернул вниз, дробя ударом кулака кости лошадиного храпа, что бы не унес четвероногий слуга обезноженного повелителя. Второго, третьего, четвертого бил в ребра, по бедрам, проламывая в тщетной надежде выставленные вперед щиты. Слушая приятнейшую, нежнейшую для его слуха музыку — хруст дробящихся костей и иступленные, наполненные по край, вопли боли и смертельного испуга. Пес бил плечами, головой не успевших убежать живых собак, перерубая клыками хребты. Рвал горло лошадям, глотая на ходу куски парящего мяса. Опал метнулся к стремительно удаляющейся тени в дорогой одежде. Темный, каменно плотный вал земли сильно ударил его в грудь, сбил с ног. Ослепил, втискиваясь частицами песка и земли в пустоты черепа сквозь щель бацинета. Поволок, не давая встать на ноги. Мешая с корнями, ветвями, дерном. И он понял, почему аура одного из этих хрупких, теплых сосудов пьянящего, нежнейшего красного вина, отличается от других.
Когда маг Земли вновь поднял земляную волну, он был уж сбоку от него, обходя по широкой дуге поляну, прячась за деревьями. Те, кто пришел за ним, те кто убил саура Самара, уйти не должны. Они все останутся здесь, на поляне. Что бы потом оказаться в центре ромба с гранеными штырями в легких. А череп сопротивляющегося мага пополнит его коллекцию.
Это произойдет. Пусть это будет чуть дольше и они будут стараться от него убежать, загоняя коней. Убивая их скачкой на пределе сил. А потом будут бежать сами, разбивая свои ступни о корни деревьев. Ломая ноги в норах земляных жителей.
Сгустком мрака он возникал из темноты, наносил стремительный удар кинжалом, кулаком. Уже ни куда не целясь, просто бил изо всех сил, буквально снося всадника вместе с лошадью. И исчезал.
Растворялся в ночи прежде, чем жертвы, потерявшие тень надежды на спасение, замечали его. Отчаянно вопящие. С белыми от ужаса глазами снулых рыб. С распахнутыми до выворачивания челюстей кричащими ртами. Изломанными в судороге животного страха. Заклинающие Всеблагих о своем спасении.
Пес метался сгустком мутной, кроваво — белой смерти, перекусывая ноги лошадям. Тоже сдергивал всадников на землю, вцепившись в них своей пастью — капканом. Больше не ел. Спешил вслед за хозяином.